Из книги "Свой крест", Москва, "КРУК", 2000г

Александр Дробязко

Мгновения воспоминаний

Память трезва до трезвости собственной. Она входит тогда, когда остается не только тень прожитого, из которого эта память состоит, но и приходит время, когда можно спокойно и откровенно обратится назад, в то, что уже никогда нельзя возвратить, переделать и снова втолкнуть в жизнь собственную. Это время приходит неожиданно. И всегда тихо произносит: теперь... Да. Теперь память собственную можно усадить вместе с собой в кресло и приласкать, пригладить, приукрасить то, что было... И сказать себе, что, именно, так и надо было сделать тогда, которое уже не вернется никогда. А то и поругать себя, перед тем, как осознать то, за что себя можно хвалить. И с тем броситься в ласковые объятья прошлых мгновений...

1

Она удивилась неожиданному острому взгляду. Какие были его глаза тогда? Какой он сейчас? Как это могло случится...Если бы...
Входит жизнь. Входят другие слова. День сегодняшний. Вечер. Вечер дня, ничем не отмеченного, совершенно незаметных людей.
Вечер слов обыкновенных, пустых и банальных. Вечер дня разговоров, в которых смысл глубоко утонул в огромном море трескотни. Вечер у телевизора. Сопливые герои сериалов, которые кажутся такими необходимыми в нахлынувшем сегодня, когда хочется, очень хочется расслабить тело, душу и сердце...Сбросить с себя тяжесть будничности и безысходности, тяжести дальнейшего, монотонного и окончательно предопределенного не собой. Так было и до его взгляда. Так будто было всегда. Так есть. И так...
Нет. Так могло было быть. Если бы...
И она теперь осознавала это.
Но так не случилось, ибо все случайное не случайно.
И теперь, глядя на холодную, приукрашенную огнями и резким хохотом чужих тел, улицу столицы, она не сожалела ни о чем. Теперь не сожалела. Она, еще вчера сожалевшая о прошлом, в радостном мгновении настоящего, теперь, в безразличном мгновении, снова не только не сожалела, но и радовалась тому, что случилось уже давно и, вдруг, стало близким и приятным.

2

На улице мороз. Фонари, смех. Осколки праздника разносят в себе по домам...
Смотреть в окно долго нельзя. Обязательно приходит память прошлого. Иной раз с ней не сладить. Потому, что такое же, как было у тебя теперь у других, а у тебя уже быть не может. Оттого, что там за окнами, праздник, который у тебя был вчера и не повторится сегодня, может есть любовь, которая тебе надоела и кажется серой, упрямой, лживой и ведущей к холму страсти без избытка желания, превращающего страсть в обязанность, в выполнение долга без лишних слов и фантазий на будущее.
И врут, что не было фантазий. Были. У всякого свои, но были. А в это мгновение...
Соврав себе: Просто так... Вспомнить. Просто так.
От нечего делать, а скорее от ничего не поделать с судьбой, - просто так. Хотя...
Теперь и не вспоминают просто так. Теперь, даже, не думают просто так. Теперь не говорят просто так и, тем более, не пишут. Теперь надо так, как надо. Теперь надо... А это всепобеждающее Надо было всегда. Только об этом забыли и делают вид, что так только сейчас в теперь. Теперь. Это в конце века. Это в конце того промежутка времени, в котором растворились заметно и незаметно столько разных судеб. Это теперь. А тогда?
Звонок врывается в сознание. - Валь, это ты?! Ну, привет, - вещает микрофон.
- Привет...
- Ты чего это сегодня. Голос какой-то.
- Да. Так.
- Слышь. Ну, вас завтра ждать?
- Да...
- Ну, ладно. А ты че вздыхаешь. Со своим что-то...
- Нет, это так. Просто.
- Ну, ладно. Значит, придете. К двум. И что б без опоздания.
- Ладно.
- Ну, тогда о кей.
- Хорошо. Ладно.
- Ну, ладно. Пока, - прощается подруга.
- Пока...
Она еще раз приподнимает трубку. Длинный, холодный и монотонный гудок сперва призывает набрать номер, а потом... Теперь не прощает промедления. Даже, подумать страшно.
" Черт," - она злится. " Чего теперь скажу. Здравствуйте, вот и я. А он помнит? Да, конечно забыл... А. Ладно."
Она спешит отойти от телефона.
Спешит на кухню.
Спешит и злится.

3

Из взгляда можно сложить мечту, а из мечты фантазии, которые всегда больше личные, чем общественно -дегенеративные.
Кто не познал общества, тот не скажет вам, что его не бывает никогда.
Кто хитер, тот смолчит, а разумный никогда не обвинит общество в развитии разума.
Если не получается фантазии, вам ее предложат почти за просто так. Виртуальные улыбки, глаза, победы. Какая разница! Резвись себе... До первого человеческого взгляда, в котором начнется мечта. Начнется...
Верить можно во все. Верьте. Верить можно. Верить разрешено. Разрешено многое. Многое запрещено. Запрещено то, что разрешено немногим.
Значит можно разрешить и себе.
Стоит только... Стоит только сделать один...Нет. Два, три шага навстречу. А там...

4

Он догнал ее в коридоре. Она не удивилась, ибо сама вышла в коридор, увидев его у входа в корпус, пошла медленно, надеясь в душе, что именно так и случится. Она разминала сигарету в руке, осознавая, что рука все больше потеет, а контроль над собой все больше ослабляется.
Нужно идти медленней.
Еще медленней.
Так.
Он выходит из-за угла. Вот он рядом.
Слава, богу...
Улыбнутся.
-Ну, что пойдем покурим? - он замечает улыбку и сигарету.
- Можно, - улыбнулась она.
- А чего не в номере?
- Подруга не выносит, - она помотала рукой, изображая табачный дым.
- А вон там можно, - продолжает разговор он. - Там. Там, даже, табличка есть.
- Да...
Оставалось познакомится и ждать...
Как тяжело проходить, даже, самое легкое и пройденное давно быстро и самого начала до конечного желания. Желания...

5

Он понял ее сразу. Она и не догадывалась об этом, но так ждала, что ее поймут сразу.
Банальный диалог.
В котором столько смешного и наивного теперь, когда остаются только мгновенья воспоминаний.
- Может кофе?
- А где?
- У меня в номере...
- Но там...
- Ко мне, пока, никого не подселили. Так, что можно.
- Тогда пошли, - нетерпеливо согласилась она.
Он и теперь поразился легкости и тому нетерпению, с которым она шла рядом с ним...
" Черт его знает, что я думал тогда. А. Лезет какая -то дрянь в голову," - говорит он в настоящем и старается вспоминать тоже по- своему.

6

- Давай сделаем перерыв, - прошептала она. - Дай сигарету.
Она подошла к столу и с жадностью допила почти не начатую чашку кофе.
Он тоже закурил и стал рассматривать ее сквозь темноту, стараясь уловить новую ноту страсти, с которой снова начнется то, что желалось обоим.
Страсть утихала, но снова возвращалась, как любая страсть человеческая к новому и желанному, которое, рано или поздно закончится и больше никогда не вернется.
Не вернется. Не вернется, даже, если все повторить снова и снова. Все повторить в точности. Не повторится. Ибо ничего не повторяется...

7

Они расставались весело, обещая звонить и писать, и заранее зная, что ни того, ни другого они делать не станут, ибо уже никогда не смогут находится рядом с друг другом в одном корпусе и на одном этаже. И никогда не смогут переступить ту грань, за которой начинается опасность быть влюбленными настолько, что бы пренебречь любовью и привязанностью близких. Никогда не смогут нарушить то размеренное течение жизни, к которому они стремились оба многие годы.
Украв несколько свиданий у времени, они становились сами собой.
- Ну, все. Еще минута, - он посмотрел на часы и, неожиданно, обрадовался, что поезд отправится так скоро.
- Ты ж звони. С девяти до пяти. По рабочему...
- Да, - кивнул он.
- Девушка, пройдите в вагон, - буркнула проводница.
- Ну все. Пока, - она помахала рукой и прошла в вагон.
Он дождался пока поезд чуть тронется, не стал идти за вагоном, а быстро прошел к вокзалу.

8

" А ладно. Будет, что вспомнить," - подумал она тогда, простив себя за себя.
И она вспоминает.
А что теперь остается делать?
Что? Если Пока длится и длится, несмотря на несколько телефонных разговоров в первые месяцы расставания. Последний разговор был довольно краток и холоден.
Он больше не позвонил.
Она, позвонив несколько раз ему сама, вдруг испугалась своей активности, которая могла бы помешать...
Жрать и жрать сахар воспоминаний, подкрепляя слабеющие от суеты мозги.
И думать... И думать, что верно делают люди, посылая аскетов на хер, ибо те, как и все люди большей частью лгут, а остальные просто больны новым психическим заболеванием, развитым и насаждаемым, в котором реальна лишь сказка, а жизнь горька и несовершенна.
Кровь волнуется только у живых...

9

Они были живы и, относительно, счастливы. Потому что, берегли свое счастье, даже, от слов и глаз собственных, И если видели удачу, то ласкали свое счастье, уверяя себя, что оно лучше.
Они, очевидно, понимали главное. Понимали, хотя, и не соглашались с этим. Понимали, что...
Страсть пережить снова невозможно. Не то это будет. Так же, но не то... И они берегли те мгновения, в которых они вдруг, встречались снова и снова расставались, не причиняя боли ни кому, кроме собственных сожалений о прошедшем.
Расслабится и вспомнить, что не только с бутылкой разговаривали и стаканы обнимали.
И была ложь, и были слова, но была жизнь и были, те самые мгновения разумной глупости или глупой разумности, которые бывают у живых...

10

Она уже не спешила. Некуда было спешить. Потому, что все оставалось на своих местах. Так, как она желала. Так, как получилось. Она выходила на улицу и шла твердо и уверенно к своему автомобилю и никогда не оборачивалась на окна своей квартиры. Там за окнами, ей было уже все ясно. А вот будущее еще можно было расслышать, даже, сквозь легкий рокот мотора.
Он строил свой мир по-своему, но теперь почти так же, как она.
Они, даже, раз встретились на улице и обменялись такими взглядами, что и не стали говорить, а только постарались пройти подальше друг от друга, что бы и не обмолвится ни словом. Ни словом больше, ни жестом, ибо все было уже в прошлом и было хорошо, именно, тогда. И они понимали это. Они понимали, что теперь снова ничего уже не случится между ними, что бы вызвать те мгновения, которые слепят, но ласкают и греют будто солнце.
Они прошли мимо друг друга, оставив лишь память, которую иногда достают из сознания и тешатся ей, будто старой и доброй игрушкой.
23 декабря,1998

Rambler's Top100

Сайт управляется системой uCoz