Он смотрел на осень, будто она пришла впервые. Он понимал, что это не так. И этот дождь, и желтые, бессильные листья уже были. Были и год, и несколько лет назад. Был ветер, такой же настойчивый и грустный. Ветер, срывавший осенние листья и бросавший их под ноги прохожим. Ветер, который трепал упрямые листья, которые не хотели оставлять родные ветви. Они злились, но срывались с ветвей и мельтешили перед глазами при каждом новом порыве ветра. Между падающими листьями можно было рассмотреть струйки тихого, холодного дождя. Он понимал, что многие люди смотрели на осень. Было много взглядов и до него, будут и после него. Возможно в это время и рождаются те строки, которые... Но он не мог этого делать. Не мог. Он просто смотрел и грустил. И теперь он только смотрел на осень, будто она была первой осенью в этом городе и его жизни...
Она смотрела на него и удивлялась его грустному виду на фоне обыкновенного осеннего пейзажа, раскрашенного в добрые краски, по которым спешили двигавшиеся и поглощавшие, с радостью упиваясь своими возможностями в пределах умов, тел и движений. Ей было трудно понять этих суетящихся на фоне обыкновенного, осеннего дня. Она посмотрела на его глаза...
...которые ничего не отвечали ей, а только оставались глазами. Его глаза будто ощупывали даль. Его глазам становилось на мгновение интересно. Они будто решались на большее. Они решались добавить новых, не существовавших красок и чувств во все уровни движения осени. Но краски блекли. Краски рассыпались. Краски становились обыкновенными. Затем, краски уходили. Мир твердо обретал свои ежедневные свойства. Мир становился неинтересным. Его глаза отворачивались и старались смотреть себе под ноги на желтые, гибнущие листья. Гибель листьев глаза не волновала. Вон их сколько! Ноги спокойно расшвыривали их. Листья шуршали. Листья отлетали в сторону и умолкали. Его глаза, наконец, посмотрели в сторону ее глаз....
...ее глаза посмотрели в его глаза. Но так продолжалось лишь мгновение. Ее глаза теперь ничего не замечали и стали смотреть на его одежду, которая ей показалась старомодной, взятой из хипповских тусовок далеких десятилетий. Но она понимала, что это не главное. Главного не осталось. Не осталось прежнего блеска и света глаз. Его глаза будто погасли. Может только теперь? Может только для нее? Может только на сегодня? Может они стали только невольными рабами настроения одного дня? Она не могла понять и стала смотреть на пустынную аллею, которая открылась перед ними...
...его глаза замечали это непонимание и безразличие. Они хотели уловить хотя бы одно движение ее глаз. Хотя бы одно. Движение , которое бы выдало движение ее сердца. Его глаза удивлялись. А мозг начинал упрямую и занудную песню, в которой вместо слов бренчали лишь потрепанные фразы и корявые, мечущиеся мысли, исторгнутые разумом, а не сердцем. И первой была мысль о скуке, которая вдруг пришла в их встречи, а последней, о дожде и необходимости не долго бродить по улице...
...ее глаза становились осенними. Обыкновенными осенними глазами. Осенними, холодными и грустными глазами. Осенними, усталыми и вялыми глазами. Глазами, которые уже не искали его сердца, а вопрошая к молчанию, спрашивали саму себя и тут же отвечали самой себе. Молчание значило многое. Молчание, сквозь шорох листьев, которые напоминали дни беспечно и нелепо отброшенные в сторону и давно умершие. Дни которые уже невозможно было вернуть. Никогда. Никогда не вернуть. Не вернуть...
- Паршивая сегодня погода, - нарушила покой молчания она.
- Осень, - вяло ответил он.
- Обещают тепло...
- Да.
- Еще говорят два дня дождей, а потом тепло.
- Много чего обещают.
- Ты что? Говорить не хочешь?! - резко бросила она. - Обиделся.
- На что?
- Откуда мне знать. На жизнь, что ли?
- Нет. Просто так.
- Ну, как хочешь. Будем молчать, - она пугалась его обиды, потому что уже хорошо изучила его. И ей не хотелось прерывать те встречи, которые были не от осени, а рождены весной и сердцем.
...в его глазах отражалась осень. Теперь его глаза становились лишь зеркалом. Молчаливым и расчетливым зеркалом для листьев, черных, мокрых ветвей, песни ветра и капель нового порыва дождя. Его глаза постепенно сливались с осенью. Они тоже становились осенними. Но он не замечал этого и продолжал молчаливо подбрасывать осенние листья ногой. Но осень отражаясь, входила в глаза. И глаза обнявшись с осенью в единое и бесконечное...
...осень попыталась заговорить и в ее глазах. Она зажмурилась, стараясь не пропустить осень в свои дни. Она постаралась представить осень банальной, холодной частью года, а грусть и молчание пределом этих мгновений прогулки. Осенней прогулки с любимым, но уставшим и растерявшимся человеком, глаза которого пропустили осень в созерцание своей жизни...
- И зачем мы вышли так рано? - спросила она.
- А ты же говорила...
- Я говорила, что мой только к шести вернется. Ты что? Торопишься? Куда? Если не секрет? - она улыбнулась, попытавшись немного поревновать его.
- Просто. Захотелось пройтись.
- А я не верю.
- Как хочешь...
- Я бы еще. Знаешь, какого слова больше всего боятся мужчины? Ещё! - она снова улыбнулась.
- Так, что? Вернемся? - спросил он.
- Теперь уже поздно. Пока туда... Пока... Не успею, - она отвернулась в сторону, что бы скрыть мгновение радости от того, что он , все таки, предложил вернутся сам.
Она обрадовалась, что он становился самим собой. Он попытался вырвать у осени ее обыденность и обычность. Он стал рассматривать встречных. Но еще ничего не замечал. И тогда он стал представлять их другими. Такими, какими он сам желал бы их сотворить. Они стали веселей и разговорчивей. Их лица преобразились. Они утратили свою суету, злобу и повседневность. Они обретали... Он столкнулся с прохожим. Злые глаза полоснули по его лицу и фигуре. Глаза встречного будто выстрелили в него. И человек со злым и озабоченным лицом, поспешил в свою осень надежд, свершений и разочарований. Разочарований новой осени. Свершений однодневок. Злобы на весь мир. И избитой, отброшенной мечты о всеобщем равенстве, братстве и свободе...
Она пожалела, что промочила ноги. Она пожалела, что так придется ехать через весь город. Она пожалела об утрате постели и его тела. Она пожалела о том, что он ей навязал эту дурацкую прогулку, вместо объятий и откровенных ласк, которых уже несколько лет она не испытывала от мужа. Она начинала злится на него. Ей захотелось сказать ему что-то дерзкое и побыстрее уйти домой. Но она подавила это желание, ибо желание новой встречи было еще ярче и, гораздо, теплее, чем промоченные ноги и эти все суетящиеся люди в осеннем дне. Она зло посмотрела на прохожих. Они показались ей движущейся массой, толпой. Но это мгновенное чувство быстро ушло. Она взяла себя в руки и снова стала смотреть в его глаза...
...его глаза посмотрели на нее. Она показалась ему привлекательной. Она снова показалась ему той, которую он хотел побыстрее затащить в постель. Он снова захотел ее. Он снова представил ее раздевающейся. Теперь он сам захотел раздеть ее. Он снова представил ее в постели. Он снова расслышал ее нежные слова. Он представил ее у себя в постели на фоне разбросанных осенних листьев. Но тут же понял, что так не могло быть. Что так делать глупо. Что было глупо выходить на час раньше, что бы бродить под дождем. Воображение осветилось сердцем, но глаза тут же вернули осень и спешащих по ней...
...она вздохнула. Ее глаза придирчиво осмотрели его. Ей показалось, что она поняла его мысли. Но было поздно. Осень. Ее глаза снова посмотрели вдаль, на остановку автобуса. Посмотрели еще дальше... Воображение вырвало из мгновений булькающий суп и жаренную картошку, неопрятный, засаленный халат и постное, безразличное лицо , смотрящего второсортный футбольный матч.
И больше ничего... Ничего. Будет ночь. Будет утро. Готовка завтрака. И работа... И ничего. Ей снова захотелось оказаться в постели. Ей снова захотелось испытать страсть. Снова и снова испытать то, чего уже не могло быть там, куда теперь устремлялись мысли. Наплевать на осень. Наплевать на возраст. А что?! Ну, разве тридцать четыре, это осень. Наплевать! Но глаза жестко и твердо вернули приблизившуюся остановку...
- Ну. Пока? - с грустью сказала она.
- Да, пока, - безразлично ответил он.
- Ну, ты звони.
- Обязательно...
- Когда позвонишь? - спросила она.
- Не знаю... Может...
- Нет. Мне нужно точно.
- Точно? Ну, в четверг. Устраивает?
- Хорошо, - сказала она. - Только в это же время. Как сегодня.
- Да... Тогда до четверга?
- До четверга. Ну, и погода сегодня. И чего ты меня вытащил?
- Да так. Осень, - как-то тихо сказал он и обрадовался автобусу, который приближаясь к остановке прерывал ненужные и нежелательные объяснения.
- Я жду звонка, - она обернулась у самой двери.
Он ничего не ответил и быстро зашагал домой.
