Солнце рисовало утро розовыми красками. На серых полотнищах домов появлялись розовые прямоугольники. Лучи врывались в окна и наполняли комнаты рассветными бликами.
Генка вскочил на кровати, быстро протер глаза руками и покосился, на похрапывающую старуху, которая досматривала свои сны вещие на скрипучей кушетке в той же комнате. Ему показалось, что новый вещий сон пришел к ней перед самым рассветом. Она несколько раз дернулась, пробормотала что-то, а затем снова стала похрапывать... Он соскочил с кровати и подошел к окну. Он всегда хотел видеть восходящее солнце. Но светило не спешило восходить над пространством двора из-за серых панельных монстров, теснивших один другого. Он попытался рассмотреть что-нибудь новое и неожиданное на далекой, с высоты шестнадцатого этажа улице, но не увидел ничего, кроме спешащих людей, которым следовало являться или приходить, но, в конце концов, доносить свое тело, обладающее руками и ногами, к определенному сроку. Он посматривал на них с очевидным безразличием, ибо видел все ту же картину каждый рабочий день. И только в выходные дни жизнь в эти часы будто замирала.
Генке казалось, что его мечта снова проснулась раньше солнца. Его мечта снова пришла к нему тихо и незаметно. Его мечта снова позвала его. Бесшабашная мечта снова и снова напомнила о себе. Она будто сказала: «Вот я снова пришла раньше солнечных лучей и в этой серости двора, и в этих склепах, и на фоне этих спешащих и снующих, я снова с тобой; как и прежде...»
Вторым просыпался Сожитель. Так Генка называл его про себя. Это был уже третий Сожитель за последние два года, обосновавшийся в их квартире. Генка хотя и запомнил его имя отчество, но так называл его очень и очень редко. Внутри себя он был очень зол на это подобие человека, нигде толком не работавшего и имевшего, кроме страсти винной еще несколько инстинктов, с преобладанием полового.
Вот сожитель прошлепал босыми ногами по коридору, рывком открыл двери туалета. Быстро нагнулся к унитазу и не удержался на ногах...
« - Нажрался, сучка такая» - подумал Генка. Он стал подсматривать за Сожителем из своей приоткрытой двери. Он любил, когда Сожителю было плохо. Он радовался, когда тому бывало плохо. Ему очень хотелось, что бы Сожителю стало совсем плохо. А больше всего хотелось, что б он вот так растворился в околоунитазном пространстве вместе со своей блевотой, прошумел в воде и исчез где-то в запутанных лабиринтах труб и канализаций, и больше никогда, никогда не появлялся в их квартире... Но больше всего Генка боялся вечеров, когда Сожитель напивался и впадал в состояние злобы и все проклятия, сменявшиеся лишь в кровати на обостренное чувство обладания над телом, от которого исходили стоны и скрип кровати, доходившие до слуха мальчика...
- Уаааа!...Уаааа...О, блин! - Сожитель вздрагивал и почти влезал головой в унитаз, в который сливалась зловонная жидкость из его желудочно-кишечных недр, наполненных еще вчера.
- Так. Так тебе и надо гад. Что б ты кровью обрыгался, - шептал Генка.
-Уаааа-аа! Кха-кха...- будто отвечал Сожитель и новая струя устремлялась в унитаз.
- Рыгай, рыгай. Жрал вчера... Жрал и жрал. Что б ты усрался,- шептал Генка.
- Мать... Уааааа...О. блин...Ох, - Сожитель схватился за живот и присел около унитаза.
Коридор наполнился кисло - пряным запахом. Сожитель немного отдохнув от напряжений, снова стал попугивать унитаз своими ругательствами. И снова новые струи обрушивались на сероватые стенки, давно немытого приёмщика всех человеческих отходов. Унитаз молчаливо терпел все ругательства и все помои направленные в него, будто совсем не был туалетной принадлежностью, а чем то более иным - безразличным и стойким.
Сожитель подполз на коленках к унитазу и дернул за черный шарик на бачке. Шарик остался в его руках...
- Сука. От, сука... - зло прошипел Сожитель и открыл бачок, в котором плавала выпитая еще вчера порожняя бутылка из заначки, оставленной на похмелье и принятой в нетерпеже, вечером.
Выходила мать. Ее толстые ноги гулко шлепали по коридору. Она пыталась прикрыть дверь, из-за которой посматривал Генка.
- Чье вылупился?! - на ходу бросала она.
Генка снова приоткрывал двери и увидел устремленные прямо на него багрово-розовые глаза матери. Мать снова попыталась закрыть дверь. Генка подставил ногу. Мать снова смотрела на него некоторое время, а затем, уходила на кухню. Слышался звон стаканов. Генка знал, что мать начала сливать в один из них все остатки вина и пива, которые остались после вчерашнего ужина, окончившегося в первом часу ночи.
- Оставь... Оставь там похмелиться, - красное лицо Сожителя поворачивалось от унитаза.
- Да пошел ты на хрен! Возьми и сходи в ларек за пивом, - откликалась мать.
- Сучка вонючая, - бормотал Сожитель и снова отворачивался к унитазу.
- Что б ты лопнул. Что б у тебя все сосуды потрескались, - шептал Генка и уходил к окну, ибо уже наверняка знал, что в школу придется идти без завтрака.
2
Солнце становилось темнее и отчетливее. На его поверхности уже можно было различить бурлящие вулканы... « - Можно ли так близко подлететь к Солнцу?» - думал Генка. «- Вот такое оно словно в книге... А какая температура за бортом корабля? Пять или шесть тысяч?! Нет. Градусов пятьсот...» - как бы спрашивал он себя, представляя свое тело в кресле пилота космического корабля, который, повинуясь, одной его мыслительной воле и разуму, медленно и осторожно приближался к самой близкой звезде.
И вот Солнце снова отдалилось. Но Генка снова приблизил его настолько, что пришлось медленно огибать его, как бы переходя на околосолнечную орбиту. «- Надо будет перейти на более высокую орбиту,» - подумал он, когда огромные струи одного из вулканов, бросились вверх и почти приблизились к кораблю. Но Генка сам укротил этот вулкан, в одно мгновение, сделав его покорным и слегка возвышающимся на ставшей вдруг плоской поверхности Солнца. Он как бы сам успокоил Солнце, сделав его снова похожим на мертвую картину из учебника...
Он не почувствовал первого толчка. Кто-то схватил его за шиворот и стал тащить от окна. Солнце померкло. Улица обрела прежние серые черты. Люди снова задвигались. Их темные фигурки снова заспешили...
- Ты думаешь в школу?! - прохрипело, брызжа кислой слюной, багровое лицо матери. Чье в окно выперся?! Чье ты там не видел?!
- Я просто...
- Ладно, хватит. Есть, что одеть?! - мать приподняла со стула мятую рубаху и старенькие засаленные джинсы. - Ну, вот где ты, гад такой, мог так влезть?! Придешь, постираешь!
Она зло швырнула одежду в лицо Генке.
«Там внутри миллионы градусов. Нет, так приближаться нельзя. нужно раньше перейти на околосолнечную орбиту», - подумал Генка. Мечта не хотела оставлять его в это утро. Она вырастала снова и снова. Она входила и снова будила сознание, заставляя его размышлять...
- Иди, иди, хватит сквозняки устраивать, - голос матери вторгался бесцеремонно и властно. Он входил в мечту и она падала, словно легкий утренний туман, срываемый сильным ветром. Голос матери возвращал пространство, в котором была приоткрытая дверь и впереди заплеванная и, пропахшая мочой, лестница вниз...
Лифт подошел со скрипом и визгом. Генка старался прижаться к двери. Лужа мочи и куски собачьего дерьма занимали остальную площадь, наполняя кабину зловонием. Генка посмотрел на стены. «Жопа. Гады. J love you!!!!! Стас + Оля... Фуфик - говно.» Новых надписей за истекший день лифтовые и настенные писаки не смогли прибавить...
3
- Ты знаешь, Таньк, чьо мне снилося седни? Буто Галька Митрохина к нам на забор слезла и мне кричит, буто ея курисы в наш город залезли и траву клюють... - старуха сделала паузу и внимательно посмотрела в лицо дочери. Она уже давно привыкла к постепенному, неумолимому покраснению и морщинистости, гладкого и ласкового когда-то лица дочери, потому что это происходило достаточно медленно для человеческих глаз и оттого становилось привычным. Она вздохнула, понимая, что этот сон мало чем отличался от остальных. И хотя сны заполняли ночные, да и дневные часы, почти постоянно, вездесущая Галька, частенько присутствовала в них, - Так вота... И я думаю - к чему бы такое?! Галька - точно к беде. Вот, морда ее из тряпок... Наверна, чье-нибудь с забором нашим в деревне исделала. Над будет съездить глянуть!
Говорить было не о чем. Все давно было отговорено. Перекинувшись несколькими фразами мать и дочь, снова подумали каждая о своем и притихли... Глаза дочери тупо уставились на стол, который был заполнен разбросанными тарелками и порожними стаканами. Старуха посмотрела на дом, из-за которого должно было вот-вот показаться солнце...
- а ешо похорон снился, будто Степка Лысый... Да ты е знаешь. Перекинулся. И знач выносят его - а ну его - Степку-то ... А она будто живой и с гроба ореть. Куды вы тащите меня, гады?! Живой я и все! Вот , какой живой! И руками , значить, себе колотить. И с гроба пристаеть. А потом его таки понесли и он ешо говорить... А за чье хороните?! Во так и говорить! Вот не знаю - донесли его, аль не донесли? Но тут уж я не досмотрела... Ну, да это... Похорон - к хорошему исходу. А Степка - не покойник, знать дождя седни не будет. Вот Галька! Вот здеся ешо подумать над... Не. Точно с забором чье - то устроила. Она ешо яму там подрывала какую-то. Не ровен час - гавно станет сбрасывать под наш забор. От зараза. Ну!
4
Корабль снова начал медленно приближаться к Солнцу... Генке казалось, что он стал чувствовать тепло лучей, проникающих сквозь обшивку корабля. Нет! -подумал они в мгновение вернул корабль к Меркурию... Корабль застыл у ближней к Солнцу планеты. Генка представил себя за пультом управления перед экраном. Он нажал несколько клавишей... Багрово-красный, избитый метеоритами Меркурий медленно поворачивался, подставляя остывшие за ночь участки своей поверхности палящим лучам. Генка знал, что на солнечной стороне Меркурия очень жарко. Он задумался...
«Да, да, вот так и будет. Если за бортом жарко внутри прохладно, если за бортом - пусть хоть минус триста - внутри двадцать градусов Цельсия... Вот такой он и будет. Вот такой! Его и на Меркурий можно спокойно посадить», - Генка стал пристально всматриваться в экран, выбирая на поверхности планеты равнины удобные для посадки...
5
- Не, мам, это не жизнь. Ты ж видишь. Ну, чье зарабатывает?! Триста...Теперь это херня. А сидит как? А я? Разе так проживешь? Мебель взять не на што. А жратва? Ты ж сама видишь, - жаловалась Генкина мать. - А тут еще Генка. Куда б его сдать?! В интернат? Так там платить надо.
- Ты сдурела Танька. Это ты из-за кобеля своего сына в тернат?!-
лицо старухи сделалось злым.
- А куда?! Он и так в школе выше трояков не поднимается. Пусть жисти понюхает.
- А ты уже нанюхалась?! Ты б водку меньш жрала... Да, погони ты этого. На хрен он тебе нужен, алкаш. Он и тебя с ума сводить и парню не отец, - старуха обречено махнула рукой и перевела взгляд в окно.
- Да, на хрен мне твой ум?! Ты и так всю жисть в деревне. Что ты видела?! Коровий зад?
- А ты стакан, - не оборачиваясь буркнула старуха.
- Чего?
- Во, во... Тиамтралка нашлась!
- Кто? Да, пошла ты...
- Во, во. Матюгаться хуже мужика научилась .
- Ехала б ты мама от сюда на хер. Хватить! Наслушалася я твоего уму. Сиди, сиди... Насидишь. А я жить хочу! Хочу, поняла! Не за тем сюда ехала. Поняла ты! Не за тем! - Генкина мать зло отшвырнула порожний стакан и придвинула к себе пепельницу, в которой лежала недокуренная сигарета.
- Нажилася, звезда лапоухая! - неожиданно выкрикнула старуха. Вскочила со своего места и круто повернулась к дочери, зло смотря как та безуспешно пытается раскурить окурок. – Ежай, ежай! Ты меня на хер не шли. Я и Генку собой заберу!
- Ага, ага. Вот, валите на хрен оба!
- А ты б рада сучка. Ты б рада! - лицо старухи передернулось. Глаза забегали. Но, поняв, что года возможного воспитания дочери давно минули, она только быстро вышла из кухни...
Вослед полетела пепельница.
- Ну, падло старое, повыступай у меня! Что б завтра ж тебе не было! Ты слышишь! Зараза!
6
Красный песок под лучами стал менять цвета на глазах. Он становился то желтым, то зеленым, то снова багровел... «Может он такой»- подумал Генка. Он еще раз попытался ковырнуть носком термостойкого ботинка песок... Песок под ботинком имел белый и серебристый цвет. «Наверное, он действительно такой, разве что на глубине. Нет. Он должен быть таким», - снова подумал Генка и увидел под ногами только красный раскаленный песок... «Таким он нарисован на картинке. Возможно... Но, а на остывающей стороне он разве такой? Нет. Там ночь... Там темный... А может он, как обыкновенный желтый песок».
Идти было легко. Генка сам облегчил себе путь, представив, что передвигается по поверхности Меркурия легко и быстро. Он шел навстречу пылавшему над горизонтом Солнцу, которое не слепило глаза и имело относительно четкие границы. Выбрасывая в синеву немногие лучи... Он провел перчаткой по шлему и опустил новое стекло, сквозь которое Солнце стало четко очерченным, тем которым его трудно увидеть на Земле. Песок поблек.
«- Так я ничего не увижу», - Генка снова попытался вообразить себе вид Солнца с Меркурия.
Ему захотелось кушать. Он увидел лишь идущую рядом мать, которая что-то зло говорила бабушке.
Мать была одета в домашние шлепанцы на босую ногу, старый плащ, наброшенный прямо на ночную сорочку, с общим видом явно контрастировали, громоздкие, словно у учительницы математики окуляры, сквозь которые Генка видел знакомые, когда-то ласковые, а теперь красные, застывшие глаза. Он вспомнил последнюю ссору сегодня... Вспомнил, как мать снова приласкала его оплеухой. Он вспомнил ее злые слова...
Он снова попытался все забыть и вернуться туда, где ему было просторно и привольно... Туда, где ему было интересно. И где он сам мог управлять видимым пространством в свободе своей фантазии. Но серые груды зданий снова поглотили мысли.
- А на обед у нас что будет? - спросил он.
- Отстань, - махнула рукой мать, продолжая оживленный разговор с бабушкой.
- Можно было бы... - начал Генка несмелым голосом.
- А ну, ты мне завязывай выступать, а то я тебе сделаю, - рявкнула на него мать.
- Да, ты мне уже сделала, - Генка поднял на мать страдальческие глаза, в которых уже блистали первые искорки злобы. Его лицо действительно несло на себе наказание, полученное еще от матери при рождении, которое сам Генка пока ощущал не так остро, как могло статься в последующем... Его плоский нос и выдающиеся скулы под раскосыми маленькими глазами пока излучали только детские мечты. И то, что он никак не мог угнаться за успевающими хорошо учениками, не вызывало в его душе ничего, кроме безразличия и боязни от встречи с матерью, которая знала только один метод воспитания своего неуклюжего и неуспевающего в школе сына... И только несколько книг, составляющих все игры Генки, странным и неожиданным образом купленные матерью вслед одной из подруг, были тихими и надежными его друзьями...
- Сделала? А ты у меня еще поговори, поговори. Придешь, сам картохи сваришь. Вот те и обед, - мать отчего-то зло засмеялась.
Генка не обратил на это внимания, а лишь весело несколько раз подпрыгнул и подставил лицо солнечным лучам.
7
Генка возвращался к кораблю. Солнце осталось за спиной. Он чувствовал его дыхание по тому, как начал вихриться песок впереди и несколько камней, разбросанных, во множестве по всей равнине стали раскаляться. «- Это полдень» - подумал мальчик и ускорил движение. В несколько мгновений он оказался у люка своего корабля...
Сожитель еще раз наполнил стакан и залпом влил в себя водку. Он подмигнул Генке и стал вилкой сгребать остатки картошки со сковороды:
- Ну чье, Ген, самый лучший закусон, - Сожитель улыбнулся.
- А я те говорю, что б тебя завтра не было!! - завопила пьяная дочь на старуху мать.
- Ладно, ладно, - смело отозвалась старуха, так же немного вкусившая, из принесенных Сожителем трех бутылок «Столичной».
- А я те говорю, что бы не было!! - мать стала порываться к Генкиной бабушке, норовя вцепиться в нее. Сожитель ухватил ее сзади и стал удерживать в полушаге от старушки.
Генка вскочил и выбежал в комнату.
- Ну, все, заткнитесь. Все. Ваша Мария начинается! - заорал Сожитель и женщины покорно расселись по местам.
8
Корабль снова медленно приблизился к Солнцу. Наконец программа полета была четко скорректирована и, на безопасном, как показалось Генке, расстоянии, корабль перешел на околосолнечную орбиту. Генка то и дело вглядывался в бурлящие глубины Солнца и пытался найти новое, совершенно неожиданное продолжение своему полету. «-Наверное, здесь полно самых необыкновенных металлов» - успел подумать он.
- Туфта, блин! - прохрипел Сожитель.
- Много ты понимаешь, лопух, это ж Мария, - отозвалась Генкина мать.
- Это я лопух, Я?! Да, ты вонючка и моего мизинца не стоишь. Да, я ... Да. Пошли вы все! - Сожитель вскочил со стула, выбежал в коридор и с силой захлопнул за собой двери.
- Щас... Щас до ларька и обратно. Куда он денется, - спокойно заметила Генкина мать.
- Что б он тама и подавился своей водкой, - отозвалась старуха.
- Ладно вам, мама, - Генкина мать спокойно продолжила просмотр сериала.
9
- Здесь же полно самых новейших металлов, - продолжил мечтать Генка, рассматривая Солнце в иллюминатор. Затем он прошел по кораблю в какой-то дальний отсек, в котором, как представлял он, должна была осуществляться фильтрация не только солнечной радиации, но и накопление энергии в конденсаторные установки. Генка взглянул на приборы и удивился. Один из них показывал, что радиация за бортом... «-А интересно, какова она там, возле самого» - неожиданно подумал он и на мгновение утратил приборы из виду...
В сознание вошла какая-то далекая ругань с такой близкой кухни. Генка махнул рукой и попытался снова вернуться к Солнцу.
Когда он снова оказался в корабле у иллюминатора, то стал наблюдать, как корабль, проплывал вокруг разъяренного Солнца, которое хоть и бурлило внизу.
Вот багрово-рыжий фонтан устремился от Солнца прямо по направлению к кораблю. Генка зажмурился, но тут же снова открыл глаза, представив солнечную вспышку поменьше...
- Угагага! Мам, я те говорила. Видишь, недолго музыка играла, - Генкина мать открыла дверь. На пороге, пошатываясь и икая, стоял Сожитель. Он вытягивал вперед руку, в которой была зажата новая бутылка водки.
- Очухался? Давай, - Генкина мать, ухватив его за куртку, втащила в квартиру. Она сразу же отобрала бутылку и унесла ее на кухню. Сожитель попытался двинуться туда же, но медленно осел у стены в коридоре.
- Ну, что, мам, я тебе говорила. Не дальше ларька. Вот она! - она радостно потрясла в воздухе принесенной Сожителем бутылкой.
Старуха замахала руками.
- Танька, Танька, Хватит на сьодни! Я те говорю! Чье, хотишь, как он?!
- Ладно. Под телевизер еще можно, - Генкина мать торопливо наполнила стакан и, дрожащей рукой , поднесла его ко рту.
Генка думал о том, что его корабль уже прошел полпути вокруг Солнца. «Мы полностью восстановили энергоресурсы... и сколько редчайших частиц мы набрали в накопители... Теперь этого топлива хватит многим кораблям на Земле,» - думал он. Но эти мысли отступили перед, открывавшейся внизу картиной, которая представляла для мальчика загадочное и могущественное зрелище. Перед его глазами то вспыхивали солнечные вулканы, то он представлял себе, как в корабельные накопители устремлялись разноцветные лучи, превращаясь чудесным образом в металлы и непонятные, непознанные, блистающие частицы, которым Генка был не в состоянии дать определение, но он видел их отчетливо, будто, действительно, находился на корабле, облетающем Солнце. Он прошел по кораблю и вернулся в пилотский отсек, к пульту управления, над которым размещался экран. На нем Солнце выглядело прозрачным, будто на нем не было никакого огня, а сам корабль маленький светящейся точкой. На экране то и дело вспыхивали какие-то формулы и ряды химических реакций, которые тут же записывались в память корабля... Генка попытался прочесть одну из этих непонятных формул...
- Угагагага! Угагагага! - Сожитель снова начал приходить в себя. Так бывало довольно часто.
- Вот это вам и есть божеская кара! - зло прохрипела старушка. - Передохните все от этого СПИДу!
- А ты знаешь ма анекдот? Кода один помирает от поносу, а говорит врачу: Ты, говорит, запиши, что у меня сифилис, а не понос - хочу, говорит, помереть мущиной, а не засранцем... Гагагага! - рассмеялась дочь.
- Дура ты, Танька. Ей Богу дура! - старушка перекрестилась.
- Угагагагагага! - снова заржал Сожитель. - Ты старая ниче не понимаешь. Я ж с гандоном...
- Кода это было? Заткнись! Сам ты гандон. Вспомнил! У тебя уже от водки все на пол - шестого, - Генкина мать издала губами звук, которым попыталась выразить угасающую потенцию Сожителя.
- У тебя в самой все холодное. Тоже мне. Звезда вонючая, - обиделся Сожитель.
- Ну, хватит вам. Смотреть мешаете! - цыкнула старуха.
- Смотреть, смотреть! А ты чье - нибудь понимаешь? Тоже мне...
кара... Иди отсюда! Если тебе это без интересу. Иди!
- А вота я теперь тебе без гандона не дам. Хахааха! - Генкина мать подмигнула Сожителю. - Иди-ка ты обратна в ларек и возьми пачку.
- Чего?! Да за две пачки их можно бутылку взять! Да, я лучше член на пятаки порубаю, чем это! - выкрикнул Сожитель.
- А я не шутю...
Старуха зло плюнула на пол:
- Вот ироды проклятущие, креста на вас нет!
- Иди, иди... Креста. Это мои грехи. Я их потом отмолю, когда такая стану, как ты! Ты себе в молодости вспомни?! А? Чье не было ничего?! Не было! Ну, и дура!
- Это ты матери! Ты... Ты... Поганка ты паршивая! Да, знала б я что такая падла родится, прости господи, выкинула бы! - выкрикнула старуха и под хохот Сожителя и дочери вышла из кухни.
И Генка перестал видеть Солнце... Хохот Сожителя вернул его взгляду облезшую дверь комнаты, в которую вошла его бабушка. От старухи попахивало водкой. Она прошла к своей кровати и, трижды перекрестившись, на икону висевшую над ковриком, начала читать молитву, но вскоре сбилась. Бросив взгляд в сторону Генки, она снова повернулась к иконе и трижды перекрестилась... Генка вздохнул.
- Че ты вздыхаешь? - вдруг спросила старуха. - И тебе тяжко?
- А вы думаете легко?
- На всем на готовом пока. Учись себе и ни о чем не думай. А ты и учишься паршиво, трояки одни.
- На всем на готовом, - как-то отвлеченно сказал Генка и добавил. - Трояки? Да, у меня всего три тройки в четверти. А остальные...
- Ладно. Грамотей, - зло отозвалась старуха. - Вот вырастешь, будешь сам зарабатывать, тогда...
Она запнулась на полуслове. Еще раз трижды перекрестилась. Прошептала что-то и улеглась на кровать.
10
И ночь стала входить в дом. Генка погасил свет и бросился под одеяло. Звук телевизора и хохот доносился с кухни. Генка перевернулся на живот и стал рассматривать видимые в окне звезды. Вот одна из них задрожала. Задрожала далеким и неведомым светом. Генка смотрел на ночное небо.
Стих телевизор. Мать с Сожителем прошлепали по коридору в свою комнату. Генка продолжал смотреть на небо. И ему казалось, что даже звуки стали поглощаться небом. Даже храп старухи стал тише, а голос матери превратился в шепот...
Генке нравилось, когда приходила ночь ибо он всегда видел перед собой, даже рассматривая звездное небо новый, пусть серый, пусть неуютный, но рассвет , за которым был еще один бесконечный, как ему казалось, день...
Корабль совершил оборот вокруг Солнца и стал отдаляться от него, постепенно набирая скорость. Где-то справа Генка увидел багрово-розовый Меркурий, который показался ему каким-то совершенно холодным и малоинтересным, в сравнении с приближавшейся на экране бледно-зеленоватой Венерой. Генка не любил эту планету и постарался сделать так, что бы корабль миновал ее как можно быстрее. Скорость нарастала. Прямо по курсу
показалась ярко-желтая Луна, не закрытая тенью Земли...
- А это?! - в руках матери был дневник, который она видела редко. И теперь утром, когда Генка неосторожно оставил его на столе, взглянула в него.
Мальчик приподнялся на кровати, не понимая вопроса.
- Я спрашиваю: а это что?! - мать зло ткнула сына дневником в лицо.
Генка зажмурился, ожидая нового удара дневником, в котором вчера появились тройка и четверка...
- Трояка!! По чем?!!! - мать спросонья сама никак не могла разглядеть предмета, по которому была выставлена оценка.
- По пению, - неожиданно пошутил Генка и стал медленно подниматься с постели.
- Ах, ты еще огрызаешься! Ну, ты у меня щас получишь лицо матери зло задергалось и она стала угрожающе надвигаться на Генку.
... и помилуй старцев и юных, нищих и сирот, и вдов, и в печалях, и в... - старуха задумалась и, не вспомнив продолжения молитвы, достала из-под подушки книжечку. Руки ее дрожали. Она мельком взглянула на спрятавшегося под одеяло, получившего достаточную «порцию воспитания» Генку и продолжила-... бедах же и скорбях, обстоянии и пленах, темницах же и заключениях, изряднее же в гонениях. Тебе ради и веры...
Старуха трижды перекрестилась. Генка застонал и вдруг разразился неудержимыми рыданиями, пряча голову под одеяло.
- Уаааа! Уааа-кха- кха- кха! - Сожитель выблевал прямо на кухонный стол и, упав, уткнулся головой в блевоту. Генкина мать поспешила приподнять его.
- Да, скоко жрать можно!? Ну, скоко?! - зло прохрипела она. Я ж тебе говорила, сегодня не ходи, а ты тут еще выблевался...
Сожитель икнул. Генкина мать проворно отскочила от него. Но Сожитель икнул еще раз и безвольно плюхнулся лицом в блевоту.
- Ну, блин, нажрался. Сам будешь отмывать, падла. Сааам!! - выкрикнула она.
11
Новая ночь пришла быстро. Генке не спалось. Он долго смотрел на Луну, не вспоминая больше ни о Солнце, ни о своем корабле, который так и не вернулся на Землю. Обида. Горячая мальчишеская обида обожгла его и отдалила мечты, куда-то вдаль перед которой находилось лишь пространство жизни, выражавшее себя храпом старухи, шумом разбитого и облезшего унитазного бачка и самодовольными выкриками Сожителя из-за стены... Генка прислушался... За окном протяжно завыла собака. Генка представил ее себе... Облезшая, замерзающая, голодная дворняжка, отбившаяся от общей стаи, но ищущая таких же обездоленных собак. Он представил ее шерсть, давно нечесаную, слипшуюся и грязную... Ее глаза, рыщущие по темноте двора в надежде увидеть себе подобных, либо броситься на знакомый и такой вожделенный запах еды. Ее нос... который сегодня ничего не мог учуять, кроме близкого жилья за стенами, в котором находились люди. Генке стало жаль эту собачонку, отбившуюся от стаи.
Он встал и сел на кровати. За стеной удовлетворенно застонал Сожитель... Генка расслышал и голос матери. Он поднялся, быстро и тихо подошел к двери, открыл ее, и прошмыгнул в подъезд, пропахший мочой и запахом какой-то краски... Он прислонился подбитым глазом к холодной стене. Головная боль несколько утихла. Он пощупал глаз... И новая волна обиды ворвалась в тело. Он подошел к окну и уставился на звездное небо. Он не заметил в нем ничего такого, что могло бы его отрешить от боли обиды, которая возвышалась над болью телесной и заставила снова литься слезы. Его память стала созывать слова и мысли обиды, выстраивая их в орущую, ненавидящую толпу, которая все множилась и множилась, заполняя пределы разума. И эта боль обиды, выходя из внутреннего во внешнее, стала делать его ни на что не пригодным, кроме серых слов о нем, в которых лишь холод, кроме злого крика к нему, кроме молчания этого внешнего, молчания спокойного и гордого, ненавистного, даже, к ребенку, который только теперь стал снова осознавать себя ребенком и оттого в бессилии заплакал , утирая лицо о холодную стену подъезда.
Звезды молчали. Ну, что они могли сказать плачущему ребёнку, если он перестал видеть их такими, какими видел часто, мечтая о чем-то неземном неосязаемом, не орущем и нереальном? Слезы делали звезды, то расплывчатыми и будто мелкими кляксами, то совсем невидимыми в синей пелене небес... Звезды были вдали. Слезы нельзя было сдержать. Слезы встали между глазами и небом... Мальчик слышал много молитв, но сам не знал ни одной , кроме нескольких слов просьбы и обиды обращенных к небу за окном. Он повторил их многократно... И увидел заплеванное тусклое стекло между собой и небом... Стекло, на котором остановились и плевки и дыхания многих стоявших и проходящих по этой серой лестнице подъезда. Стекло, за которым было небо.
Генка перестал плакать. Он вытер лицо и еще раз взглянул в окно. Он ни о чем не подумал. Он повернул голову и посмотрел на приоткрытую дверь своей квартиры, за которой... Он не хотел думать ничего. Ни плохого, ни хорошего... Недетское спокойствие на мгновение вышло из обиды. Но он оставался совсем еще мальчишкой и оттого, почувствовав первый холод предрассветной ночи и осознав, что, пока, там за дверью и его кровать, и его одеяло, стал медленно подниматься по лестнице.
12
- ...и не введи нас во искушение но избавь нас от лукавого, - старуха перекрестилась и осторожно вышла в коридор, в котором пахло блевотой и перегаром.
- О, господи, прости мою душу грешную и избавь меня... - Генкина мать покосилась на храпевшего Сожителя. Потом вздохнула, желая еще что-то сказать... На мгновение задумалась. И несколько раз повторила: - Прости господи, прости, прости...
Она вынула из-за пазухи крест и, как-то удивлено, посмотрела на него. Она еще и не вспомнила о вчерашнем... Она видела перед собой свой крестик. И первая мысль о Генке вошла в нее... Вошла совсем обыкновенно и буднично. Вошла так, будто напоминание, что у нее есть сын. Она вздрогнула. Но снова не вспомнила вчерашнее... Ее больше интересовало сегодняшнее, нынешнее мгновение. И судьба снова не сделала даже шага в сторону, а только... Она спрятала крестик на место у груди.
13
Он подскочил к машине, водитель которой не успел еще заглушить двигатель. Оказалось, что по этому научиться легко, нужно только... Мальчик проворно открыл бензобак и вставил шланг: - Идите, платите. Сколько вам нужно?! Водитель выставил еще канистру.
- Мне двадцать в канистру и тридцать в бак, - сказал он и прошел к окошку платить за заправку. Генка посмотрел ему вслед и представил себя на его месте. «Вот так и я...» - успел подумать он, но тут же его внимание сосредоточилось на шланге, по которому мчался бензин... Когда водитель вернулся, Генка уже заправлял канистру. Затем он быстро и аккуратно завернул крышки бензобака и канистры и сказал:
- Ну, вот и все.
Водитель достал пятисотку и протянул Генке:
- Спасибо!
- Да, да, Геннадий... Сколько? Почти одиннадцать? Ушел. Когда? С неделю, наверное... Точно? Да, дней девять прошло... По какому телефону. У меня только рабочий. Сейчас. Да... Заявление... Фотография...Я. Что?! А... Да, да. Хорошо . Ладно... -Генкина мать опустила трубку на рычаг.
- ... и обидящих нас прости, господи, человеколюбец. Благотворящим благотвори. Братиям и сродникам нашим...- старуха умолкла и пристально вгляделась в икону.
С грохотом и жалобным звоном повалились бутылки на пол.
Сожитель не ожидал такого поворота событий. Он ухватился за скатерть, если таковой можно было назвать грязную засаленную клеенку, но лишь стащил ее вслед за собой. А Генкина мать снова, наскочив, сбоку ударила его сковородкой по голове.
- Получай, падла!! Во тебе еще! Во тебе!
- Е! Су...Е! Я... Я тебе...
- А вот! А вот! Вот! Вот тебе, падла!! - Генкина мать, не давая опомниться, еще несколько раз нанесла удары сковородой по его голове. Сожитель несколько раз несколько дернулся и потерял сознание.
Генка смотрел на Солнце. Но, он не увидел его прежним. Солнце слепило глаза и не становилось видимым и близким... Солнце было, будто, над самой землей в пропахшей гарью и бензином синеве, которая была лишь синевой. Генка посмотрел на дорогу. Машин сегодня было меньше обычного... Да и компания мальчишек заметно разрослась. Но работы хватало всем. И только в выходные и обеденные часы машины прибывали редко. Теперь Генка мог и отдохнуть... Он научился и этому. И всего нескольких минут хватало ему, что бы снова быть готовым к работе.
А вечерами, забившись на старом матраце, он пытался вспоминать Солнце таким, каким оно было для него всегда. Но усталость обрушивалась на него. Он успевал лишь несколько раз вздохнуть. А затем, приходил холодный рассвет, нужно было вскакивать и начинать двигаться, что бы отогнать сон и разогреть, озябшее за ночь тело. Он доставал сигарету и закуривал. Горьковатый дым приятно обжигал горло и будто просветлял голову... Генка вздыхал и потихоньку радовался тому, что снова не придется идти в школу, и он сможет спокойно позавтракать в компании таких же юнцов, не увидев Сожителя и пьяную, злобную мать... Он поморщился, вспомнив, с какой яростью обрушивались на него удары.
Он в душе начал было прощать... Но сердце, мальчишеское сердце снова и снова заставляло вспыхивать обиду и отвергать всякое прощение.
Генка вяло и лениво потягивался, видя глаза одного из новых друзей, направленные на себя. Но он вспоминал... Воспоминания теперь придавали ему сил и заставляли спокойно поглядывать по сторонам, думая только о предстоящей работе, обеде и долгожданном, часто, веселом вечере, в котором он не мог услышать ни матюгов, ни молитв, а лишь ту же ругань, но по-мальчишески более озорную, чем злую, лживую и обреченную.
Он попытался еще раз посмотреть на Солнце... Оно ослепило ему глаза. Вот он увидел его совсем близко. Вот оно оказалось почти рядом. Вот он успел разглядеть столб огня, встающий из его недр навстречу кораблю...
- Ты что ослеп!! Твою мать!
Генка встряхнул головой и проворно отскочил в сторону от надвигавшейся машины, шофер которой тряс кулаком и выкрикивал ругательства.
-Да, пошел ты... Нажрал морду, - прошептал Генка и отошел в сторону от бензоколонки.
